"Ты гори, невидимое пламя".
всё, дописала, можно читать)
про Гека Финна.ведь раз 200, наверно, перечитывала. вряд ли меньше. может, больше — ещё раза в 2. одна из моих самых-самых любимых книг. и всё же — текст цветёт и благоухает, и зовёт: не проходите мимо! — и напоминает то, что самой не вспомнилось. какое прекрасное начало, самые первые слова: "Вы про меня ничего не знаете". /"I'm nobody. Who are you? Are you — nobody — too?"/ и дальше, вскоре: "Всё это я обдумал и решил, что лучше уж пойду под начало к Богу вдовы, если я Ему гожусь, хотя никак не мог понять, на что я Ему нужен и какая от меня может быть прибыль, когда я совсем ничего не знаю, и веду себя неважно, и роду самого простого". между тем из первой книжки, о Томе Сойере, уже кое-что известно — "какая от него может быть прибыль": он помог Тому найти клад и спас вдову Дуглас от бандитов.
так и помнила про него, что он очень хороший. но вот что он сам про это нисколько не думал, наоборот ставил себя низко /признак высоких умственных способностей)/ — забыла.
ещё забыла, что он любит своих друзей, верен им, способен ради них на самопожертвование. и вообще способен оценить хороших людей, тянется к ним. а они — к нему.
для друга Гек оказывается способен пойти и против общественной морали. правда, себя он не считает её носителем, "высокоморальным человеком"; ему кажется, будто бы ему, нищему, беззаконному бродяге, подобает то, что не должен делать человек "с воспитанием", даже если такой человек тоже отнюдь не из богачей /в частности, Том Сойер/. но Гек понимает, что хорошо и что плохо; причём оценки у него такие же, что и у того общества, в котором он живёт. человеку "с воспитанием" потому и не подобает "красть негра", что это — плохо; а себя Гек считает всё равно пропащим, вот и готов взять грех на душу ради друга; но понимает свой поступок именно так: что он берёт на душу грех.
мне эти терзания были не очень понятны, принимала их как есть, а позже — не задумывалась; а сейчас вижу, что всё будет гораздо понятней, если подставить какую-нибудь норму, действующую и для нас. например — укрыть вора или убийцу, самому украсть... мелких мошенников, по крайней мере, Гек и Джим укрывали. правда, с настоящим преступным отребьем они оба не водились, да и само отребье с ними не стало бы, вероятно, связываться.
нынче впервые поняла, что с Геком случаются иногда приступы тоски. впрочем, один такой приступ заметила уже давно — ближе к концу книги. да и трудно не заметить, там всё предыдущее настроение к этому подводит: усталость от долгого пути, от опасностей, драматических приключений и тяжёлого разочарования, от навязавшихся неприятных попутчиков — и вот эти же попутчики за малую корысть предали Джима, за 40 долларов отдали его местному фермеру как пойманного беглого негра, за которого будто бы следовала награда в 200 долларов. Гек, решившись освободить Джима, приходит на плантацию к этому фермеру, видит пустой двор усадьбы, и тут-то —
"...в воздухе стояло едва слышное гуденье жуков и мух, от которого делается до того тоскливо, будто всё кругом повымерло; да если еще повеет ветерок и зашелестит листвой, то и вовсе душа уходит в пятки: так и кажется, будто это шепчутся привидения, души тех, которые давным-давно померли, и всегда чудится, будто это они про тебя говорят. И вообще от этого всегда хочется самому помереть, думаешь: хоть бы всё поскорей кончилось!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пройдя несколько шагов, я услышал жалобное гуденье прялки, оно то делалось громче, то совсем замирало; и тут мне уж без всяких шуток захотелось умереть, потому что это самый тоскливый звук, какой только есть на свете".
а нынче обнаружила ещё один такой приступ в самом начале книги, когда Гек сидел ночью в своей комнате в доме вдовы и ждал сигнала от Тома Сойера:
"Я поднялся к себе наверх с огарком свечки и поставил его на стол, сел перед окном и попробовал думать о чем-нибудь весёлом, — только ничего не вышло: такая напала тоска, хоть помирай. Светили звезды, и листья в лесу шелестели так печально; где-то далеко ухал филин — значит, кто-то помер; слышно было, как кричит козодой и воет собака, — значит, кто-то скоро помрёт. А ветер всё нашёптывал что-то, и я никак не мог понять, о чём он шепчет, и от этого по спине у меня бегали мурашки. Потом в лесу кто-то застонал, вроде того как стонет привидение, когда оно хочет рассказать, что у него на душе, и не может добиться, чтобы его поняли, и ему не лежится спокойно в могиле: вот оно скитается по ночам и тоскует. Мне стало так страшно и тоскливо, так захотелось, чтобы кто-нибудь был со мной..."
и отрывок этот, конечно, заметила и помню давным-давно, с первого прочтения, про собаку — даже и дословно; но вот не задумывалась, что здесь — особое настроение не только моё, читательское, созданное для меня автором, но в первую очередь — особое настроение героя.
такие приступы, между прочим, можно было бы объяснить алкогольной наследственностью. даже если "папаша" Гека и не был ещё алкоголиком, когда Гек родился — так, возможно, имел к тому предрасположенность; а если уже был — так и совсем понятно.
но я первый вывод сделала — что Гек способен тонко чувствовать. это и многими другими моментами в книге подтверждается.
...кто способен чувствовать душевную боль, у того есть душа...
а Гек способен и жалеть людей. особенно характерный момент — тоже в конце книги, когда Гек с Томом видят, как двух мелких предателей-мошенников вывозят из города на шесте, обвалянных в смоле и перьях. Геку стало совестно смотреть на это, даже хотя он и не был ни в чём виноват /и здесь знаменитый пассаж про собаку, "назойливую, как совесть"/; он добавляет: "И Том Сойер то же говорит" /значит, то же самое почувствовал/.
конечно, Гек показан гораздо более живо, чем Том Сойер, и он значительно глубже. не помню в точности, что говорит академическое литературоведение, но мне думается, что он — в значительной мере авторское я. а вовсе не только рассказчик от первого лица, не сказовый повествователь... и первое лицо здесь по-особому оправданно. а при первом чтении, в детстве, оно мне мешало.
Гек кажется менее деятельным, чем Том; не рвётся к приключениям, не ищет их на свою голову, тем более — не создаёт. но при необходимости — решив убежать от отца — действует так, что "даже Тому Сойеру лучше не придумать". что тут можно сказать? — что Гек, в отличие от Тома, довольствуется тем, что есть, не ищет иного, большего. в жизни находит и приключения, и серьёзные испытания, и друзей. однако что ему бы не удалось найти, если бы не Том, так это — клад, деньги; получается, что удача, шанс изменить своё положение — всё же только для тех, кто не довольствуется действительностью, пытается её изменить, сделать её чем-то большим, чем она есть. для тех, кто умеет мечтать, короче говоря. сейчас об этом рассуждают очень мало, я и слова-то эти еле вспомнила...
конечно же — умение мечтать как таковое не надо путать с мечтами о богатстве и карьере. такие мечты — лишь одно из возможных его проявлений.
и, конечно, тут важно, чтобы мечты становились руководством к действию. как у Тома Сойера. а не так, как у Манилова.
в общем-то, они оба вместе, Том и Гек, в некотором роде — сама тогдашняя Америка; лучшее, что автор видел в своей стране. юность, доброта, порядочность и замечательное соединение трезвомыслия с мечтательностью.
что касается трезвомыслия, то у Гека оно очень убедительное; и на его возражения против Томовых мечтаний о джиннах никогда не находила, что сказать. но впоследствии сам Гек попал в похожее положение — когда обсуждал с Джимом царя Соломона, а затем попытался объяснить, что существуют разные языки. не предложить другому человеку сказочную мечту, а только открыть некую совершенно неизвестную тому часть действительности...
а ещё в Геке чувствую авторскую веру в людей. и в Джиме тоже; в нём гораздо яснее и прямее: чёрный раб, из тех, кого и за людей вообще не считают /не думаю, что разговор о взорвавшейся головке цилиндра на пароходе — "Кто-нибудь пострадал?" — "Нет, мэм. Убило негра", — гротескное преувеличение/ — достойный человек, в отличие от всё тех же двух белых бродяг-мошенников, "короля" и "герцога".
но и Гек в своей крайней нищете — вполне хороший человек; условия жизни вообще никак на него в этом смысле не действуют. видимо, такова и есть авторская позиция по данному вопросу: не в условиях дело. кажется, очевидно; между тем — к сожалению, далеко не всем очевидно даже сейчас. а вот если вспомнить к слову ещё историю "Титаника" — спасение пассажиров первого класса, "первого сорта"... =/
между прочим, "король" и "герцог" своими убогими особами пародийно иллюстрируют это распространённое тогда контрвоззрение: якобы они морально опустились потому, что обнищали, а вот прежде были аристократами...
автор останавливается на этом вопросе дополнительно, хотя в шуточной форме. Гек говорит Джиму: "Почти все короли мошенники, дело известное". и мысленно заканчивает разговор таким образом: "Так оно и было, как я говорил: они ["король" и "герцог"] ничем не отличались от настоящих".
да и добропорядочные взрослые у Твена считают Гека плохим, опасной компанией; вдова его "воспитывает" — но воспитание состоит в основном в попытках искоренить привычки уличной жизни, приучить к дому. и сам Гек, не поддаваясь этому "воспитанию", уверен, что он плохой...
и в жизнь вообще — автор тоже верит. в этой жизни хорошему человеку не нужно непременно погибать, можно жить, хотя бывает очень тяжело, можно даже встретить удачу...
нетрудно себе представить точку зрения, с которой это выглядит романтической утопией. но — думаю, это только надежда; а она необходима /"этот форт нельзя обойти" )/.
...не то что, например, Томас Харди — в его правдивой книге о Тэсс...
к тому же Америка в те времена, как известно, располагала к романтическим надеждам. а вот Англия, видимо — к унылому пессимизму. даже не очень верится, что Харди и Твен — современники, почти ровесники, причём Харди — младший.
Гек даёт, кстати, не только пример отваги в невзгодах — он предпочитает трудную, но вольную жизнь лёгкой домашней, рвётся из дома; для него трудности и невзгоды — как раз необходимость спать на простынях, носить новую одежду и ходить в школу. и читатель убеждается, что в этом мире возможно не бояться ничего /"только греха и Бога", но это уже не к одному здешнему миру относится/. даже своего безумного и озлобленного отца Гек перестал бояться.
вспомнилось литературоведческое наблюдение, что "Приключения Гекльберри Финна" — "роман большой дороги", путешествие вдвоём, как путешествовали Дон-Кихот и Санчо Панса. от себя добавлю, что в этом романе трудно точно сказать, кто Дон, а кто верный оруженосец. и у Гека, и у Джима есть что-то от обоих старинных знаменитых персонажей.
и плутовскому роману сочинение Марка Твена в явном, достаточно близком родстве.
мне всегда было очень увлекательно читать в этой книге про тогдашнюю американскую жизнь. а сейчас думаю — эта жизнь не оказалась бы столь мила мне, если бы её видели какие-то другие герои; и сама книга тоже не стала бы близка.
в повествовании о Гекльберри Финне мне видится общее с Брэдбери и Стивеном Кингом. да и вообще дух этой книги, по-моему, чувствуется в американской литературе. это вполне закономерно; и, может быть, в том числе поэтому говорят, что роман Твена — самая американская книга на свете.
ну что ж; вот такой небольшой tribute замечательному герою одной из моих самых любимых книг.
про Гека Финна.ведь раз 200, наверно, перечитывала. вряд ли меньше. может, больше — ещё раза в 2. одна из моих самых-самых любимых книг. и всё же — текст цветёт и благоухает, и зовёт: не проходите мимо! — и напоминает то, что самой не вспомнилось. какое прекрасное начало, самые первые слова: "Вы про меня ничего не знаете". /"I'm nobody. Who are you? Are you — nobody — too?"/ и дальше, вскоре: "Всё это я обдумал и решил, что лучше уж пойду под начало к Богу вдовы, если я Ему гожусь, хотя никак не мог понять, на что я Ему нужен и какая от меня может быть прибыль, когда я совсем ничего не знаю, и веду себя неважно, и роду самого простого". между тем из первой книжки, о Томе Сойере, уже кое-что известно — "какая от него может быть прибыль": он помог Тому найти клад и спас вдову Дуглас от бандитов.
так и помнила про него, что он очень хороший. но вот что он сам про это нисколько не думал, наоборот ставил себя низко /признак высоких умственных способностей)/ — забыла.
ещё забыла, что он любит своих друзей, верен им, способен ради них на самопожертвование. и вообще способен оценить хороших людей, тянется к ним. а они — к нему.
для друга Гек оказывается способен пойти и против общественной морали. правда, себя он не считает её носителем, "высокоморальным человеком"; ему кажется, будто бы ему, нищему, беззаконному бродяге, подобает то, что не должен делать человек "с воспитанием", даже если такой человек тоже отнюдь не из богачей /в частности, Том Сойер/. но Гек понимает, что хорошо и что плохо; причём оценки у него такие же, что и у того общества, в котором он живёт. человеку "с воспитанием" потому и не подобает "красть негра", что это — плохо; а себя Гек считает всё равно пропащим, вот и готов взять грех на душу ради друга; но понимает свой поступок именно так: что он берёт на душу грех.
мне эти терзания были не очень понятны, принимала их как есть, а позже — не задумывалась; а сейчас вижу, что всё будет гораздо понятней, если подставить какую-нибудь норму, действующую и для нас. например — укрыть вора или убийцу, самому украсть... мелких мошенников, по крайней мере, Гек и Джим укрывали. правда, с настоящим преступным отребьем они оба не водились, да и само отребье с ними не стало бы, вероятно, связываться.
нынче впервые поняла, что с Геком случаются иногда приступы тоски. впрочем, один такой приступ заметила уже давно — ближе к концу книги. да и трудно не заметить, там всё предыдущее настроение к этому подводит: усталость от долгого пути, от опасностей, драматических приключений и тяжёлого разочарования, от навязавшихся неприятных попутчиков — и вот эти же попутчики за малую корысть предали Джима, за 40 долларов отдали его местному фермеру как пойманного беглого негра, за которого будто бы следовала награда в 200 долларов. Гек, решившись освободить Джима, приходит на плантацию к этому фермеру, видит пустой двор усадьбы, и тут-то —
"...в воздухе стояло едва слышное гуденье жуков и мух, от которого делается до того тоскливо, будто всё кругом повымерло; да если еще повеет ветерок и зашелестит листвой, то и вовсе душа уходит в пятки: так и кажется, будто это шепчутся привидения, души тех, которые давным-давно померли, и всегда чудится, будто это они про тебя говорят. И вообще от этого всегда хочется самому помереть, думаешь: хоть бы всё поскорей кончилось!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пройдя несколько шагов, я услышал жалобное гуденье прялки, оно то делалось громче, то совсем замирало; и тут мне уж без всяких шуток захотелось умереть, потому что это самый тоскливый звук, какой только есть на свете".
а нынче обнаружила ещё один такой приступ в самом начале книги, когда Гек сидел ночью в своей комнате в доме вдовы и ждал сигнала от Тома Сойера:
"Я поднялся к себе наверх с огарком свечки и поставил его на стол, сел перед окном и попробовал думать о чем-нибудь весёлом, — только ничего не вышло: такая напала тоска, хоть помирай. Светили звезды, и листья в лесу шелестели так печально; где-то далеко ухал филин — значит, кто-то помер; слышно было, как кричит козодой и воет собака, — значит, кто-то скоро помрёт. А ветер всё нашёптывал что-то, и я никак не мог понять, о чём он шепчет, и от этого по спине у меня бегали мурашки. Потом в лесу кто-то застонал, вроде того как стонет привидение, когда оно хочет рассказать, что у него на душе, и не может добиться, чтобы его поняли, и ему не лежится спокойно в могиле: вот оно скитается по ночам и тоскует. Мне стало так страшно и тоскливо, так захотелось, чтобы кто-нибудь был со мной..."
и отрывок этот, конечно, заметила и помню давным-давно, с первого прочтения, про собаку — даже и дословно; но вот не задумывалась, что здесь — особое настроение не только моё, читательское, созданное для меня автором, но в первую очередь — особое настроение героя.
такие приступы, между прочим, можно было бы объяснить алкогольной наследственностью. даже если "папаша" Гека и не был ещё алкоголиком, когда Гек родился — так, возможно, имел к тому предрасположенность; а если уже был — так и совсем понятно.
но я первый вывод сделала — что Гек способен тонко чувствовать. это и многими другими моментами в книге подтверждается.
...кто способен чувствовать душевную боль, у того есть душа...
а Гек способен и жалеть людей. особенно характерный момент — тоже в конце книги, когда Гек с Томом видят, как двух мелких предателей-мошенников вывозят из города на шесте, обвалянных в смоле и перьях. Геку стало совестно смотреть на это, даже хотя он и не был ни в чём виноват /и здесь знаменитый пассаж про собаку, "назойливую, как совесть"/; он добавляет: "И Том Сойер то же говорит" /значит, то же самое почувствовал/.
конечно, Гек показан гораздо более живо, чем Том Сойер, и он значительно глубже. не помню в точности, что говорит академическое литературоведение, но мне думается, что он — в значительной мере авторское я. а вовсе не только рассказчик от первого лица, не сказовый повествователь... и первое лицо здесь по-особому оправданно. а при первом чтении, в детстве, оно мне мешало.
Гек кажется менее деятельным, чем Том; не рвётся к приключениям, не ищет их на свою голову, тем более — не создаёт. но при необходимости — решив убежать от отца — действует так, что "даже Тому Сойеру лучше не придумать". что тут можно сказать? — что Гек, в отличие от Тома, довольствуется тем, что есть, не ищет иного, большего. в жизни находит и приключения, и серьёзные испытания, и друзей. однако что ему бы не удалось найти, если бы не Том, так это — клад, деньги; получается, что удача, шанс изменить своё положение — всё же только для тех, кто не довольствуется действительностью, пытается её изменить, сделать её чем-то большим, чем она есть. для тех, кто умеет мечтать, короче говоря. сейчас об этом рассуждают очень мало, я и слова-то эти еле вспомнила...
конечно же — умение мечтать как таковое не надо путать с мечтами о богатстве и карьере. такие мечты — лишь одно из возможных его проявлений.
и, конечно, тут важно, чтобы мечты становились руководством к действию. как у Тома Сойера. а не так, как у Манилова.
в общем-то, они оба вместе, Том и Гек, в некотором роде — сама тогдашняя Америка; лучшее, что автор видел в своей стране. юность, доброта, порядочность и замечательное соединение трезвомыслия с мечтательностью.
что касается трезвомыслия, то у Гека оно очень убедительное; и на его возражения против Томовых мечтаний о джиннах никогда не находила, что сказать. но впоследствии сам Гек попал в похожее положение — когда обсуждал с Джимом царя Соломона, а затем попытался объяснить, что существуют разные языки. не предложить другому человеку сказочную мечту, а только открыть некую совершенно неизвестную тому часть действительности...
а ещё в Геке чувствую авторскую веру в людей. и в Джиме тоже; в нём гораздо яснее и прямее: чёрный раб, из тех, кого и за людей вообще не считают /не думаю, что разговор о взорвавшейся головке цилиндра на пароходе — "Кто-нибудь пострадал?" — "Нет, мэм. Убило негра", — гротескное преувеличение/ — достойный человек, в отличие от всё тех же двух белых бродяг-мошенников, "короля" и "герцога".
но и Гек в своей крайней нищете — вполне хороший человек; условия жизни вообще никак на него в этом смысле не действуют. видимо, такова и есть авторская позиция по данному вопросу: не в условиях дело. кажется, очевидно; между тем — к сожалению, далеко не всем очевидно даже сейчас. а вот если вспомнить к слову ещё историю "Титаника" — спасение пассажиров первого класса, "первого сорта"... =/
между прочим, "король" и "герцог" своими убогими особами пародийно иллюстрируют это распространённое тогда контрвоззрение: якобы они морально опустились потому, что обнищали, а вот прежде были аристократами...
автор останавливается на этом вопросе дополнительно, хотя в шуточной форме. Гек говорит Джиму: "Почти все короли мошенники, дело известное". и мысленно заканчивает разговор таким образом: "Так оно и было, как я говорил: они ["король" и "герцог"] ничем не отличались от настоящих".
да и добропорядочные взрослые у Твена считают Гека плохим, опасной компанией; вдова его "воспитывает" — но воспитание состоит в основном в попытках искоренить привычки уличной жизни, приучить к дому. и сам Гек, не поддаваясь этому "воспитанию", уверен, что он плохой...
и в жизнь вообще — автор тоже верит. в этой жизни хорошему человеку не нужно непременно погибать, можно жить, хотя бывает очень тяжело, можно даже встретить удачу...
нетрудно себе представить точку зрения, с которой это выглядит романтической утопией. но — думаю, это только надежда; а она необходима /"этот форт нельзя обойти" )/.
...не то что, например, Томас Харди — в его правдивой книге о Тэсс...
к тому же Америка в те времена, как известно, располагала к романтическим надеждам. а вот Англия, видимо — к унылому пессимизму. даже не очень верится, что Харди и Твен — современники, почти ровесники, причём Харди — младший.
Гек даёт, кстати, не только пример отваги в невзгодах — он предпочитает трудную, но вольную жизнь лёгкой домашней, рвётся из дома; для него трудности и невзгоды — как раз необходимость спать на простынях, носить новую одежду и ходить в школу. и читатель убеждается, что в этом мире возможно не бояться ничего /"только греха и Бога", но это уже не к одному здешнему миру относится/. даже своего безумного и озлобленного отца Гек перестал бояться.
вспомнилось литературоведческое наблюдение, что "Приключения Гекльберри Финна" — "роман большой дороги", путешествие вдвоём, как путешествовали Дон-Кихот и Санчо Панса. от себя добавлю, что в этом романе трудно точно сказать, кто Дон, а кто верный оруженосец. и у Гека, и у Джима есть что-то от обоих старинных знаменитых персонажей.
и плутовскому роману сочинение Марка Твена в явном, достаточно близком родстве.
мне всегда было очень увлекательно читать в этой книге про тогдашнюю американскую жизнь. а сейчас думаю — эта жизнь не оказалась бы столь мила мне, если бы её видели какие-то другие герои; и сама книга тоже не стала бы близка.
в повествовании о Гекльберри Финне мне видится общее с Брэдбери и Стивеном Кингом. да и вообще дух этой книги, по-моему, чувствуется в американской литературе. это вполне закономерно; и, может быть, в том числе поэтому говорят, что роман Твена — самая американская книга на свете.
ну что ж; вот такой небольшой tribute замечательному герою одной из моих самых любимых книг.
@темы: читательское, игрища